Анатолий Шульев выпустил на сцене Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова «Повести Пушкина».
Несмотря на то, что это первая постановка Шульева в качестве главного режиссера театра, вахтанговский зритель уже хорошо знаком с его работами. Это «Принуждение» в спектакле «Стефан Цвейг. Новеллы», «Дурочка» по Лопе де Вега и нашумевший «Амадей».
Прозу Пушкина Шульев мечтал поставить давно. В фокусе его внимания оказались четыре из пяти сюжетов «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина». Во след за великим русским поэтом, режиссер размышляет над тем, что обычно «ум человеческий видит общий ход вещей, но невозможно ему предвидеть случая – мощного мгновенного орудия Провидения».
Художник Максим Обрезков изящно минимизировал количество предметов на сцене: три корабельных сосны гигантскими стволами устремлены ввысь, в колосняки. Вековые эти сосны становятся свидетелями того, как пушкинские герои влюбляются, страдают, женятся, стреляются на дуэлях, сбиваются с пути в метели, обивают пороги чужих домов, умирают…
Времена года на сцене словно подыгрывают персонажам. Летом герои водят хороводы и играют в горелки, осенью – заверчены осенним листопадом и подводят итоги, зимой – ослеплены непроглядной метелью и рискуют сгинуть бесследно… Сцена визуально преображается в зависимости от времени года: зритель попадает из одного временного пространства в другое, при этом, по сути, совершая бег на месте.
Четыре повести сюжетно объединены «Человеком дороги»: герой Валерия Ушакова с чемоданчиком в руке, в дорожном плаще и картузе (художник Мария Данилова), кочует из одной пушкинской истории в другую. Иногда он рассказывает о событиях от первого лица, как их участник. Иногда передает слово очевидцам, становясь немым свидетелем.
Его глазами мы видим разворачивающуюся драму «Выстрела» – истории оскорбления отставного гусара Сильвио (Александр Горбатов). Месть – блюдо, подающееся холодным. Сильвио ждет часа сатисфакции шесть долгих лет и появляется в жизни своего обидчика (Дмитрий Соломыкин), когда тот наконец обретает счастье с молодой женой (Анастасия Джентилини). Исповедь Сильвио, признавшегося приятелю-поручику (Григорий Здоров) о годами переполнявшей его злобе и зависти, отложенный поединок, выстрел в финале – все это сценографически подкреплено кроваво-красными закатами и круговертью осеннего багряного листопада. Красиво!
Буйство осенних красок сменяется умиротворяющим зимним пейзажем (повесть «Метель»). Словно с рождественской открытки сходят на сцену пушкинские герои в тулупах, деревенских пальто, с уютными фонариками в руках, с традиционным самоваром и чашками чая.
Но вот мягкий падающий снежок превращается в завывающую метель (музыка Полины Шульевой). Снега на сцене очень много, стужа заводит свою песню, ошалевшие от бега кони Владимира (Семен Арзуманов) сбились с пути, герой блуждает по кругу…
В прямом и переносном смысле блуждает по кругу и гусарский полковник Бурмин (Дмитрий Соломыкин). Непростительная ветреность молодого военного привела к тому, что шутки ради он когда-то в молодости обвенчался с неизвестной ему особой. И теперь умудренный годами Бурмин не смеет пойти под венец с любимой женщиной (Полина Рафеева), чтобы не прослыть двоеженцем.
Дуэт Рафеевой и Соломыкина убедителен и трогателен, финальная сцена их тайного объяснения остается в памяти.
Не менее драматичными воспринимаются и обстоятельства жизни «Станционного смотрителя», лишившегося единственной любимой дочери Дуни (Анна Ляхова) по прихоти заезжего гусара Минского (Александр Горбатов). В этой части спектакля на сцене безраздельно царит Александр Рыщенков, демонстрирующий вершины актерского мастерства в роли «маленького человека» Самсона Вырина.
Самой спорной, пожалуй, является часть спектакля, поставленная по повести «Барышня-крестьянка». Похоже, что режиссер тут не совсем верно выбрал тональность сценического повествования.
Вахтанговский зритель хорошо помнит замечательный фильм Алексея Сахарова, где звезда театра Василий Лановой блистал в роли помещика Берестова, по-отечески пекущегося о вверенной ему «тысяче душ». Берестов Ланового высоко нес помещичье звание, считая его службой, «гораздо выше военной». Не уступал ему в достоинстве и герой Леонида Куравлёва. Благородство и внутренняя культура обоих персонажей, поэзия их отношений во многом определили общий уровень фильма, возведя его в разряд классики.
В спектакле Анатолия Шульева, к сожалению, эта романтическая высокая нота отсутствует. Берестов (Александр Рыщенков) и Муромский (замечательный Юрий Шлыков) предстают перед нами пьющими людьми. Младший Берестов (Константин Белошапка) обходится с героиней Лизонькой (Анна Чумак) по принципу «пришел, увидел… завалил» (это не метафора, а описание того, что происходит на сцене). Сама барышня Лизонька при встрече с Алексеем настолько входит в роль мужеподобной крестьянки Акулины, что зритель поставлен в тупик: как вообще можно было таковой увлечься? Ну и, конечно, вызывает удивление то, что помещичья дочь, которой никогда не касалась мужская рука, грубовато поваленная на землю, с легкостью бежит к Берестову на новое свидание на следующий день.
При таком решении история «Барышни-крестьянки» теряет дух своей поэтичности. А жаль! Ведь сам Анатолий Шульев считает Пушкина «настоящим романтиком, преломляющим в своем воображении реальную жизнь, идеализирующим ее, наполняющим особой красотой».
Спектакль получился неровным – где-то он очень хорош, где-то пробуксовывает. Но надежду вселяет то, что потенциал у постановки огромен: это же Пушкин! Думается, что через десяток спектаклей расстояние между гениальным произведением и его сценическим образом сократится до нуля благодаря таланту замечательных вахтанговских артистов, занятых в этой интересной, масштабной работе.
Елена Булова.
Фото предоставил театр имени Евгения Вахтангова
