Когда нынешняя волна глобального кризиса только поднималась, наш главный коммунист Геннадий Зюганов поделился своей печалью с журналистами. Он сказал, что никто в мире не знает, что с этим делать. Судя по всему, с тех пор ничего не изменилось.
Слушая сенаторов Российской Федерации, воспринимаешь их речи как отчет о проделанной работе. Только вот кем проделанной? Это вопрос вопросов. Речь, очевидно, идет о власти, но не о публичной и ответственной, какой ее хочет видеть президент Путин.
Говорить сенаторы научились еще в комсомольской юности, звонко выковывая из закорюченных вопросов оптимистические восклицательные знаки. Навыки обеспечивают беспроигрышный результат. Например: не допустить роста тарифов! Исключить перекрестное субсидирование! Развивать энергетику, без этого нет развития экономии! Отказ от углеводородов не должен приводить к потере устойчивости энергетики. Готовится план энергоперехода.
Интересно, сам глобальный энергопереход ведает о том, что он нам должен? И без сенаторов еще до Парижского саммита известно: декарбонизация энергетики задумана для убийства экономики.
Вот так на 511-м заседании СФ в среду, 10 ноября, основным вопросом было суждено стать правительственному часу «О реализации приоритетных проектов развития энергетической инфраструктуры». Выступал с докладом и затем отвечал на вопросы министр энергетики Николай Шульгинов.
Получились сапоги всмятку. Весь набор вопросов безвозвратно перешел в неразрешимое состояние. Нельзя же из года в год спрашивать, почему у нас к каждой посевной кампании неизменно растут цены на ГСМ. Министры меняются, ответы – законсервировались в общих формулировках ни о чем.
Шульгинов признал, эта тема волнует всех. Далее утверждал, что демпферирующий механизм работает.
Автор вопроса, сенатор Людмила Талабаева завила, что не удовлетворена ответом. Цены на ГСМ для сельхозпроизводителей каждый год растут выше инфляции. Производители не могут покупать новую технику. Цены на продукты растут.
Аналогичная проблема – рост цен на мазут. В советское время это были отходы нефтеперегонки и под него на пространстве Союза понастроили дешевые в прошлом котельные. Сейчас эти развалины стали золотыми в прямом и переносном смысле, потому что заменить их нечем.
Солярка отходом не была никогда, но она была сильно дешевле бензина и по этой причине локальное электроснабжение в отдаленных и труднодоступных местах, а также всю сельхозтехнику строили на дизелях. Однако солярка стала дороже бензина и потом вдруг оказалась ну очень неэкологичной.
Вообще-то у дизеля выхлоп чище бензинового мотора благодаря высокой степени сжатия, но об этом как-то забыли.
Много о чем забыли. В советское время цена электричества для промышленности была ниже, чем для населения, потому что понижение напряжения и бытовая сеть обходятся дорого. Сейчас почему-то наоборот.
Зато очень много говорят о борьбе с перекрестным субсидированием. На практике это означает неизменное повышение тарифа, с чем мы как бы боремся.
Мы с платой за технологическое присоединение тоже как бы боремся. А на практике – как только государство одной рукой чего-то неблагодарным гражданам дает, тут же из какого-то непонятного органа вырастает еще одна блудливая ручонка, которая все забирает больше прибытка. В результате на Северах технологическое присоединение убивает проект по дальневосточному гектару.
Не шашлыки же там на костре жарить поверх вечной пока еще мерзлоты.
Что такое плата за технологическое присоединение и как исчисляются экономически обоснованные тарифы остается тайной, заваленной словесным мусором. В запале зачистки верхней палаты убрали энергетика Юрия Липатова. А он умел формулировать вопросы, потому что сам знал ответы лучше любого министра.
В отсутствие Липатова главным энергетиком СФ стала его председатель Валентина Матвиенко. В связи с потерями в теплосетях она выступила с глубокомысленным философским заявлением: топить воздух-то не надо. Председатель знает, о чем говорит, потери в тепловых сетях перекладываются на население.
Судя по ответу министра, он романтик: типа Ассоль ждет инвесторов с алыми парусами. По-русски говоря, тех дураков, кто вложится в перекладку тепловых сетей. Пока же перекладывается всего два процента из четырех.
Откуда министр взял предел в четыре процента, тоже непонятно. Износ сетей на порядок больше.
Из доклада Минэнерго Шульгинова следует, что его задача повышать добычу нефти, газа и угля, а также производства электроэнергии. Дальше все это должно идти на экспорт. Продавать Родину – самый ликвидный бизнес. «Коварный» Путин внес сумятицу в отлаженное дело и принудил акул энергетики к газификации населения. Разруливать назначен Минэнерго.
Фокус в том, что Шульгинов в этом процессе не лорд, а всего лишь обслуживающий персонал в позолоченной ливрее. К ключевым вопросам энергетики он не допущен. Такова структура действующего правительства.
Уже когда правительственный час катился к закату, Матвиенко вспомнила про счетчики и сказала, что ждала вопроса министру от комитета по социальной политике, да так и не дождалась.
Тут та же проблема. Из СФ убрали бывшего председателя Комитета по социальной политике Валерия Рязанского. Без него заниматься счетчиками некому. Но убрали Рязанского не за счетчики, а за борьбу со снюсами. Данный инструмент в борьбе с населением эффективней газа.
Не можете, не беритесь – Матвиенко суровым голосом отчитала председателя Комитета по социальной политике Инну Святенко. Председатель СФ напомнила, что с помощью Рязанского продвинули закон, чтобы граждане приучились экономить и понимать, за что они платят. А поставщики должны обеспечить энергию и перестать издеваться над людьми. В советское время счетчики двадцать лет работали. Сейчас надо каждые полгода сдавать на поверку.
Вот тут Валентина Матвиенко заявила судьбоносное: без развития энергетики нет развития экономики. А у нас вместо специалистов энергетикой занимаются менеджеры и куча посредников. И их задача – как можно больше вывести средств.
После правительственного часа пульмонолог из Первого меда Сергей Авдеев рассказал сенаторам, то, что они не особо хотели знать о COV1D-19 и еще больше боялись спросить.
Безусловно, Авдеев специалист высокого уровня, ситуацией владеет. Но с оговоркой: в пределах своей компетенции. По сравнению с научными советами РАН прошлого года на площадке МИА «Россия сегодня» нового разве только то, что в России как нигде в мире развито антивакцинальное сообщество.
По данным Авдеева, летальность от COV1D-19: общая 7 – 15%, в стационарах – 7 – 15%, в отделениях реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ) -40 – 60%, при искусственной вентиляции легких (ИВЛ) – 70 – 95%.
«Московская правда» писала об этом с подачи академика от медицины Сергея Колесникова за десять дет до нового ковида, когда он отрицался и в неистребимой молве назывался легочной чумой.
Судя по словам Авдеева, уже тринадцатые временные клинические рекомендации не обеспечивают выживаемости.
Валентина Матвиенко, согласно установке, отмела версию Сергея Лисовского о политической рекламе пандемии и стала заложником ситуации. Лисовский соскочил из сенаторского кресла в депутатское, а Матвиенко осталась блюстителем версий.
Авдеев рассказал все положенное про моноклональные антитела реконвалесцентов, бустерные прививки, кроморбидную отягощенность. После научных советов РАН даже я выучил набор святых слов и повторяю как молитву. А в конце эксперт ввернул, что болеют в тридцать – сорок лет люди, никакими хроническими болезнями не отягощенные. Лекарства против вируса не действуют.
Это уже подрыв устоев, и ни в какие ворота. Ожиревшие диабетики вроде бы сами виноваты, хватит жрать! А тут и свалить не на кого. Зато британские ученые установили в Оксфорде, что существует ген чувствительности к ковиду – LZTFL1.
А вот про Sputnik-V самый уважаемый медицинский журнал Lancet написал всего три раза.
Есть такой научный анекдот: «Британские ученые установили, что над их открытиями ржут во всем мире». Зато PR мощный, а смех придает устойчивость к любым вирусам, равно респираторным или просто виральным глупостям глобального энергоперехода.
Лев Московкин.
