323 года назад, 9 апреля 1699 года, Петр I издал Указ «О наблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки», обязывающий жителей соблюдать чистоту на улицах города. Борьба с мусором с тех пор велась с переменным успехом. Какому же из царей или градоначальников можно приписать главную заслугу по избавлению города от этой напасти?
Право первородства
Известно, что профессию дворника в Москве учредил царь Алексей Михайлович «Тишайший». В 1649 году он утвердил «Наказ о городском благочинии». Большое внимание в нем уделялось противопожарной безопасности, поэтому 30 апреля — день обнародования указа — стал профессиональным праздником огнеборцев. Однако в «Наказе» был также и пункт о дворниках. Собственно, именно в силу этого указа они и появились. Первые дворники совмещали функции подметальщиков улиц и ночных сторожей. В том числе они надзирали и за случайными искрами из труб, и за несанкционированными трубочистными работами — пожарная безопасность в царском Наказе стояла на первом, втором, третьем и четвертом местах. Но и чистота улиц тоже входила в круг их обязанностей.
Пятьдесят лет спустя Петр I решил продолжить начинание своего отца по наведению чистоты в Москве. За основу он взял простой постулат: чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят. Короче говоря, первый император издал Указ «О наблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки».
Текст Указа гласил: «Кто станет по большим улицам и по переулкам всякий помет и мертвечину бросать, такие люди взяты будут в земский приказ, и будет им за это учинено наказание – битье кнутом, да с них же взята будет пеня».
Причем царь прекрасно понимал, что такое рецидив: за повторные преступления наказание ужесточалось. Штраф мог доходить до 10 рублей. Рубль в те времена, кстати, был относительно новой, недавно появившейся, и потому достаточно дорогой денежной единицей. Например, четыре пуда муки стоили 30 копеек. То есть за рубль вы могли купить 218 кг муки. Либо трех крупных осетров. Либо бычка-четырехлетку. Можно было бы также купить целую сотню кур или отару из восьми овец.
Морфология отбросов
Надо отметить, что мусор в ту пору был не чета нынешнему. Основную его массу составляли отходы жизнедеятельности. Слышали рассказы о средневековых европейских городах, в которых хозяйки выплескивали из окон горшки с нечистотами прямо на улицы? И о том, что широкополые шляпы появились как раз для защиты от подобных эксцессов? Так вот: у нас тоже было нечто подобное — судя по указу Петра I. Бросали не только «помет», но и мертвечину — скорее всего, издохших домашних животных, либо пойманных и убитых крыс и мышей. Для горожан справить нужду на улице — особенно мужчинам — было в порядке вещей.
Петр I, впрочем, отлично понимал, что одними карами дело поправить нельзя, и учредил общественные туалеты. Они были предельно просты — будочка, а в ней яма с деревянным помостом.
Второй компонент — это кухонные отходы. Они, опять-таки, отличались от нынешних. Разумеется, никакой упаковки! И никаких картофельных очисток. Основными овощами на столе у москвича были репа, морковь, редька, редис, свекла, лук. Причем чистили всё это по-минимуму: морковь и репу можно съесть и в кожуре — в основном их именно так и употребляли. Что остается? Луковая и чесночная шелуха, яичная скорлупа, кости, огрызки яблок — хотя, опять-таки, яблоки нередко съедали целиком, оставляя только хвостик, или же скармливали огрызки свиньям.
Самыми неприятными пищевыми отходом были рыбные головы и хвосты, избавиться от них было необходимо как можно быстрее. А рыбы в Москве ели много.
Ресайклинг по-русски
Остальных отходов было относительно немного, и они практически полностью перерабатывались. Кухонная утварь в основном делалась из дерева. Список названий и разновидностей впечатляет. Ставчик и ставец — сейчас мы бы назвали их супницами, маленькой и большой. В них подавали хлебово или кашу. Жбан — тоже сосуд с крышкой, но высокий, под квас. Лагушка — то же самое, но для вина или пива. Корец — ковш, в котором подносили питье. Скобкарь — тоже ковш для напитка, только выточен в виде птицы. Калабашка — просто миска. Солоница — ну, это и без объяснений понятно. Дувашонка — кадочка для квашеных овощей. Ручонка — ведерко с крышкой и замочком. Если ручонка была ну очень маленькая, ее называли хандейкой. Братина и ее разновидность ендова — для подачи на стол браги или пива. А также всевозможные ковши, ложки, ушаты, бадьи, ведра, корыта, чаны. Была и отдельная посуда для собак и кошек — папыря. И это далеко не полный список! Понятное дело, если что-то из вышеперечисленного приходило в негодность, то оно отправлялось в печку.
В печку можно было поставить глиняную, чугунную или медную утварь. Если металлический котел или противень приходил в негодность, он шел на переплавку. Треснувший глиняный горшок можно было подклеить, и даже совсем разбитый тоже мог пойти в дело. Размолотую в крошку керамику гончары подмешивали в глину. Этот процесс называется шамотированием глины. Именно из шамотной глины и получается огнеупорная посуда.
Самой распространенной, дешевой и в то же время прочной тканью была конопляная — она же посконная. На втором месте шла льняная ткань. Хлопковые и особенно шелковые ткани были дорогими и привозными, шерстяные материи носили в холода.
Одежду носили долго. Латали, ставили заплатки и перелицовывали. Разумеется, боярину, купцу или даже зажиточному мастеровому надевать латаную рубаху было зазорно. Но ее можно было отдать бедняку, нищему или юродивому а уж тот затаскивал ее до полного изумления. Когда, наконец, одежда превращалась в лохмотья, ее тоже можно было использовать. Из лоскутов шили одеяла. Шерстью и шелковыми ошметками можно было набить матрас. Хлопок и тонкий лен раздергивали на нитки и использовали на перевязки. Это называлось корпия — от латинского carpo, выщипывать. Наконец, многие лоскутки заканчивали свое служение ярко: в роли фитиля в масляной лампе или обмотки для факела.
Несчастье помогло
Известно, что в европейских городах о чистоте начали задумываться после эпидемий чумы. У России в этом вопросе никакого особого пути не было. Антисанитария царила в городах до тех пор, пока гром не грянул.
В 1770 — 1772 годах из северного Причерноморья в Москву принесли моровую язву. Есть две версии: первая — что болезнь принесли солдаты, вторая — что ее завезли купцы вместе с мануфактурой с турецкой территории. Одной из первых жертв моровой язвы стал офицер, умерший в военном госпитале в Лефортовской слободе — ныне госпиталь имени Бурденко. Болезнь быстро начала косить пациентов и врачей госпиталя.
Второй крупный очаг чумы вспыхнул на Большом суконном дворе в Замоскворечье. Поэтому, скорее всего, обе версии правильные.
В самый пик эпидемии, с июля по ноябрь 1771 года, в Москве за день умирало больше тысячи человек. Этому способствовали и скученность, и антисанитария. В сентябре начался бунт, вошедший в историю как Чумной.
После эпидемии власти взялись за город всерьез. Именно тогда в Москве начали строить водопровод. А до этого воду брали из рек и ручьев, в которые сливали и нечистоты.
Второе важное нововведение — появление в городе команды ассенизаторов-золотарей. Их набирали из арестантов. Год службы засчитывался за несколько лет заключения в остроге. Всех домовладельцев обязали завести выгребные ямы и сливать нечистоты именно в них. По ночам золотари приезжали на подводах, наполняли бочки и увозили их. Впрочем, по дороге содержимое бочек нередко расплескивалось, «озонируя» воздух. Но это было уже хоть что-то! Можно сказать, что именно с этого момента началось разделение канализации и собственно мусора.
От тряпичников до пионерских задач
В 1860 году, уже при Александре II, возле Москвы появились первые мусорные полигоны. Вывозили на них как мусор, так и содержимое золотарских бочек. Все это добро просто засыпали землей, и оно благополучно перегнивало.
В 1893 году, в последние годы царствования Александра III, в нашем городе наконец-то начали строительство канализации. К началу XX века к ней были подключены многие дома в пределах Садового кольца.
Тем временем постепенно менялась и морфология мусора. В XIX веке в нем стало появляться все больше и больше стекла.
12 февраля 1831 года в городе Бостон появилась новая обувь — резиновые калоши. Они быстро распространились по разным странам мира. Стали калоши популярны и в России. Впрочем, эта обувь перерабатывалась. Помните рассказ Зощенко «Калоши и мороженое»? Тряпичник за две копейки купил у детей старую калошу, за четыре копейки — новую. Тряпичники — или старьевщики — скупали всякий хлам, который годился на переработку. Тряпки, осколки стекла, резину…
Много внимания уделялось переработке в советское время. Пионерские и октябрьские отряды соревновались в сборе металлолома и макулатуры. За несколько килограммовов старых газет можно было получить дефицитную книгу. Не пропадала и стеклотара. Прекрасно помню в 80-е годы в Белгордской области: идешь в магазин с шестью пустыми бутылками из-под молока, кефира или ряженки, немного доплачиваешь и покупаешь шесть полных.
Синтетические материалы были. Однако на свалки они попадали не сказать бы, что часто. Хозяйки кропотливо поднимали спущенные петли на нейлоновых чулках и стирали пластиковые пакеты. Отдельные умелицы резали рваные пакеты на ленты и вязали из них крючком коврики.
Новое время и новый мусор
В 90-е годы ХХ века морфология мусора претерпела кардинальные изменения. К нам на рынок хлынули новые товары. И новые материалы. Пластик, целлофан, акрил, нейлон… К этому добавился еще и переворот в домашнем хозяйстве. Что раньше было у хозяйки? Сода, уксус, хозяйственное мыло, деревянная доска. Но вот в нашу жизнь ворвался лозунг «Вы все еще кипятите? Тогда мы идем к вам!» И пришли, вывалив на гора всякие ариэли, тайды, доместосы и прочие. Мало того, что химия, так еще и в пластиковых бутылках.
Стеклянную тару для молока и соков заменили тетрапаки. А кроме того, появилось большое количество батареек. Если раньше они были практически не нужны — разве что удалось достать по блату гэдээровскую игрушечную железную дорогу или советскую игрушку «Ну, погоди!», — то сейчас количество электроприборов, питающихся от сети, почти такое же (если не меньше) тех, что работают от батареек или аккумуляторов.
Опять же, сколько машин было на московских улицах в 70-е годы и сколько их стало в 90-е? А каждый автомобиль — это покрышки (которые периодически надо менять и выбрасывать), плюс тосол, масло, те же аккумуляторы… Покрышки — это вам не калоши, перерабатывать их научились буквально несколько лет назад, и то не везде.
Перерабатывающая промышленность оказалась совершенно не готова к такому наплыву. И все эти новоявленные отходы по-старинке сваливали на те же мусорные полигоны, которые раньше знали только пищевые отходы, тряпьё (по большей части из натуральных тканей), железо, стекло да бумагу.
История вершится на наших глазах
Улицы, площади, дворы Москвы сегодня по своей чистоте не идут ни в какое сравнение даже с тем, что было еще лет двадцать — двадцать пять назад — коммунальные службы столицы работают как часы, да и горожанам, глядя на чистые тротуары и газоны, уже как-то неловко бросить обертку или окурок мимо урны.
А 2020 год, когда в Москве ввели двухкомпонентный сбор мусора, имеет такое же значение, как и другие исторические вехи, ознаменовавшиеся мусорными реформами. Алексей Михайлович и учреждение дворников, Петр I с общественными туалетами и штрафами за выбрасывание на улицы «помета и мертвечины», Григорий Орлов, наводивший порядок в чумной Москве… Несомненно, в этот же ряд можно поставить нынешнего мэра Москвы Сергея Собянина и его заместителя Петра Бирюкова.
Сейчас в городе на мусорных площадках стоят два вида контейнеров — синий для вторсырья и серый для прочих отходов. Многие москвичи уже приучились сортировать мусор на своих кухнях и выбрасывать отдельно мусор, подлежащий переработке. В детских садах, школах, да и просто в жилых домах собирают «добрые крышечки» и отработавшие свое батарейки. Набирает популярность система «попользовался — передай дальше»: в городе действуют несколько социальных проектов по приему старых вещей и распределению их между нуждающимися. В области строится крупнейший завод по переработке полимеров, освоено вторичное использование тетрапаков и автомобильных шин, есть попытки переработки стаканчиков из-под кофе, работает стартап по производству одноразовых приборов из древесных опилок.
А в прошлом году в столице запустили сервис по вывозу ненужных вещей, и теперь старую технику, мебель, сантехнику и прочие крупногабаритные вещи, которые раньше отправлялись на помойку, можно без проблем сдать для дальнейшей переработки или правильной утилизации.
Глобальные процессы плохо видны современникам, но они явно происходят. И двадцатые годы двадцать первого века в Москве точно будут вписаны в мировую историю переработки мусора отдельной главой.
Яна МАЕВСКАЯ.
Фото mos.ru
