В конце мая директор Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) Александр Калашников выступил с предложением заменить трудовых мигрантов заключенными, расширить сеть колоний-поселений и исправительных центров. Там содержатся осужденные по нетяжким статьям, те, кому реальный срок изменили на принудительные работы.
«Недавно Владимир Владимирович (Путин – С. Б.) встречался с руководителями ближнеазиатских регионов… Речь шла о том, как наладить поток мигрантов для наших объектов, где не хватает рабочей силы. Но мы в свою очередь реально готовы организовать, предоставить… Среди лиц, которые содержатся, 188 тысяч имеют право на такое исполнение наказания, как принудительные работы… Это будет не ГУЛАГ, это будут абсолютно новые достойные условия, потому что этот человек уже будет трудиться в рамках общежития или снимать квартиру, при желании с семьей, получать достойную зарплату», – сказал глава ФСИН.
Естественно, общественность и пресса стали бурно обсуждать, закипели страсти по «новому ГУЛАГу». Действительно, любое упоминание о нем у советских, российских людей связано с памятью о десятилетиях массовых репрессий, которые коснулись практически каждой семьи. В годы сталинизма и даже после них использование труда заключенных было фундаментом тогдашней административно-командной экономической системы. В СССР существовала особая экономика – экономика ГУЛАГа, основанная на использовании бесплатной рабсилы, фактически рабском труде. В стране шли повальные аресты – в 1935 году количество заключенных (по сравнению с 1929-м) увеличилось в 6,1 раза и достигло 1 296 400 человек. Эксплуатация зеков была беспощадной. По справке Санитарного отдела ГУЛАГа от 1933 года «средний уровень смертности в лагерях ГУЛАГа составил 15,7 процента с колебаниями» То есть ежегодно умирал каждый шестой заключенный. В 1942 году – каждый третий-четвертый. Любой завод, комбинат, электростанция, шахта, рудник, дорога начинались с организации концлагеря. Так обеспечивались дармовой рабсилой рядовые и «великие стройки коммунизма», так «созидался социализм».
Но здесь и сейчас – речь немного о другом.
Поэтому начнем со слов. Слово служит для выражения и отражения мысли. Или – наоборот – для маскировки, сокрытия замыслов. Если бы директор ФСИН предложил расширить сеть колоний-поселений, исправительных центров в рамках гуманизации системы, было бы ясно и понятно. Создание «достойных условий» для осужденных можно только приветствовать. Но он ведь начал с мигрантов…
У нас мигранты – дворники, официанты, водители такси, грузчики и укладчики товара в магазинах, продавцы и кассиры, курьеры, сиделки в социальной службе ухода за престарелыми. Для нашего массового сознания любой «осужденный, отбывающий срок» – «уголовник», «зэк». Мы готовы, читая прессу, в каждом отдельном случае разбираться, невинно или обоснованно приговорен к лишению свободы тот или иной человек, но работать рядом с «зэками», будь они хоть трижды соотечественники, а не «мигранты», все-таки будет не очень комфортно…
Значит, речь в основном о крупных «объектах, где не хватает рабочей силы». О больших стройках, предприятиях.
Cейчас в 114 исправительных центрах и изолированных участках, функционирующих как исправительные центры, содержится около 8 тысяч человек. Они ходят на работу за пределы центра, вечером возвращаются, ведут более или менее свободную жизнь, получают относительно хорошую (по сравнению с другими заключенными) зарплату. Это очень хорошо со всех сторон. И для заключенных, и для гуманизации жесткой системы, и для общества, и для экономики. Но 8 тысяч – капля в российском море дефицита рабочих рук. А в колониях, как сообщает ФСИН, содержатся 188 тысяч осужденных, которые могут рассчитывать на смягчение режима, на принудительные работы. Но создавать большие исправительные центры рядом со стройками или другими предприятиями для государства просто-напросто разорительно. Если бизнес хочет воспользоваться трудом заключенных на крупных объектах, то пусть он и обеспечивает социальную инфраструктуру.
Специальный закон об этом вступил в силу 1 января 2020 года.
Он обсуждался в Госдуме, в обществе, в прессе еще 2 года назад. Но сегодня о нем никто уже и не вспоминает. Пресса, общественность – могут запамятовать, у них каждый день находятся темы для публичных дебатов.
И потому нынешнее выступление директора ФСИН – непонятно и странно.
Также странны и непонятны высказывания министра юстиции и председателя Госдумы, которые поддержали Калашникова. Они забыли о законе, который сами же и принимали в июле 2019 года? Вопрос нелепый, но ведь так все и выглядит.
Однако директор ФСИН не может не помнить. Для него этот документ – один из основополагающих в сегодняшние экономические времена.
Федеральный закон от 18.07.2019 г. № 179-ФЗ гласит: «Организациями, использующими труд этих осужденных, могут создаваться участки исправительных центров, расположенные вне исправительных центров… Администрация организации предоставляет осужденным общежития для проживания, другие помещения и имущество, необходимые для обеспечения установленного порядка и условий отбывания принудительных работ, а также оказывает содействие администрации исправительного центра в материально-бытовом и медико-санитарном обеспечении осужденных».
Все ясно. Заботы и расходы по содержанию заключенных ложатся на бизнес. За государством – охрана и другие меры безопасности.
«ФСИН – один из крупнейших в стране работодателей», – говорится в докладе Высшей школы экономики «Невидимый гигант: ФСИН и российский рынок труда», 2014 год. Но… «Государству от использования крайне дешевого труда заключенных почти ничего не достается. Прибыль от приносящей доход деятельности составляет всего около 1,5 млрд. руб. То есть ФСИН окупает себя всего на 5%. Остальное — средства бюджета. Расплачивается за организацию «трудового процесса» и сопутствующие экономические практики все российское общество. Можно заключить, что скрытый объем производства продукции составляет до половины от общего: 50 на 50. Прибыль от труда заключенных оседает в карманах начальников колоний». В 2017 году за мошенничество и хищения к лишению свободы на сроки от 5 до 8 лет были приговорены бывший директор ФСИН Александр Реймер, бывшие заместители директора Николай Криволапов и Олег Коршунов, бывший директор центра инженерно-технического обеспечения и связи ФСИН Виктор Определенов. Количество начальников колоний и их заместителей, осужденных за различные махинации, исчислялось десятками.
При этом ФСИН – одно из шести богатейших ведомств страны. Бюджет его превышает бюджет Министерства здравоохранения. Хотя под опекой Минздрава – 146 миллионов россиян, а у ФСИН – 478,2 тысячи заключенных и 295 тысяч штатных сотрудников.
Да, на каждого заключенного у нас в стране приходится 1,6 служащих ФСИН.
Теперь, дополнительно к бюджету, ФСИН будет иметь деньги за предоставление бизнесу рабочей силы. По новому закону «между исправительным центром и организацией, использующей труд осужденных», заключается «типовой договор», который «утверждается федеральным органом уголовно-исполнительной системы».
Так в чем дело? Что непонятно ФСИН и бизнесу в Федеральном законе от 18.07.2019 г. № 179-ФЗ? Для чего поднят шум?
Можно только гадать.
Схема советского ГУЛАГа была простая. Сплошной рабский труд с минимальными затратами на содержание. Вот лагерь, вот бюджет на него – от охраны до питания. Приходят машины, отвозят зэков на объект, где они валят лес, роют котлован или долбят камень. Вечером – привозят. Все. Вся прибыль – государству.
А сейчас? Бизнес хочет использовать дешевый труд и при этом не тратиться на создание более или менее сносных условий для содержания заключенных?
Бизнес хочет свалить затраты на государство, то есть на нас?
Вопрос в принципе прост: кто будет главным бенефициаром, а по-русски говоря – выгодополучателем, выгодоприобретателем?
И кто будет за все расплачиваться?
* * *
Между тем, согласно данным исследований, представленным ВЦИОМ, 71% россиян, высказались в пользу привлечения осужденных к работам в ключевых направлениях, где обычно были заняты мигранты. Не поддерживают идею 21%. В то же время более 60% уверены, что и самим осужденным эта идея понравится, и они с готовностью согласятся на такую замену тюремному сроку, 11% думают, что узников не устроит такое предложение.
Идея в основном понравилась россиянам 45-60 лет и старше. Их доля среди сторонников составила 76%. Поддержали перевод заключенных в исправительно-трудовые центры большинство людей со средним образованием – 74%. Треть противников идеи составила молодежь до 24 лет и 26% – молодые люди до 35 лет.
Среди поддержавших идею по 21% считают, что их работа будет возмещением ущерба пострадавшим и что заключенные таким образом отработают свои преступления. 15% респондентов уверены, что работающие осужденные принесут пользу обществу и 13% – что они снимут нагрузку с бюджета. Каждый десятый сторонник привлечения заключенных к труду думает, что это поможет исправиться последним, столько же опрошенных считают, что таким образом заключенные смогут помочь своим семьям финансово.
В то же время большинство антагонистов исправительных центров уверены, что преступники должны находиться в изоляции от общества. Так считают 17%. 13% уверены в некачественной работе заключенных, по 12% противников уверены, что это все же возвращение к ГУЛАГу, и что это приведёт к потере рабочих мест. 9% считают, что вопрос труда осужденных должен зависеть от статьи приговора.
58% россиян считают, что труд поможет заключенным вернуться к нормальной жизни, 23% с ними не согласны. 36% респондентов считают, что качество работы осужденных по сравнению мигрантами не пострадает, 28% уверены, что заключенные будут работать хуже, а 13% – что лучше.
Сергей БАЙМУХАМЕТОВ.
